Накануне мировой войны поведение Лодыженского широко обсуждалось в российской прессе. Однако если раньше он служил объектом критики для либеральной прессы, последовательно боровшейся против самодержавия, то после его фактического снятия за Лодыженского взялись правые, а либералы выступили в его защиту. Это лишний раз указывает на то, сколь нездоровой была общественно-политическая обстановка в предвоенной империи.

На заседании Государственной Думы 2 мая 1914 г. лидер черносотенной монархической партии Союз Михаила Архангела В.М. Пуришкевич произнёс "историческую" речь о недостатках в работе министерства внутренних дел и местной администрации. В этой речи досталось и нашему герою (протокол есть в интернете):

Губернатор Лодыженский, управляющий Приморской обл. Здесь мы имеем поразительный документ: один из маленьких людей, почетный гражданин Илья Семенович Егоров обращается с просьбой к генерал-губернатору Мищенко, указывая на то, что в пределах обл. Приморской работает бюро по освобождению евреев от воинской повинности, и что более 300 жидов освобождены от воинской повинности. Казалось бы, что губернатор Приморской обл. Лодыжеснкий должен был бы только поблагодарить, что ему были открыты глаза на это и была дана возможность парализовать то зло, которое там развивается, между тем мы видим, что губернатор Лодыженский, признавая, что этим показанием Егорова дискредитируется деятельность его власти на месте, не находит ничего лучшего, как целым рядом поклепов на этого Егорова добиться того, что этого Егорова, как типа неблагонадёжного и неприличного, высылают оттуда, между тем как по официальной записке, поданной этим самым Егоровым губернатору Мищенко, явствует, что этот самый Лодыженский 24 декабря 1913 г. на ёлке в доме некоего Скидельского – крещёного или некрещёного – получил от него в 5000 р. вексель, который учёл в первых числах января во Владивостокском отделении Русско-Азиатского банка. Вполне понятно, что после учета этого векселя скрытие подобного рода присутствия, освобождающего евреев от воинской повинности, нетерпимо. Вот вам, господа, факты, один за другим. Я опять-таки повторяю, я надеюсь, что правительство наше примет меры убрать Лодыженского с того места, которое он так недостойно занимает.

На эту речь последовала куча судебных исков с обвинениями Пуришкевича в клевете на честных чиновников. В защиту Лодыженского выступила петербургская газета "Русское слово" - самая многотиражная газета тогдашней России. Вот её статья в перепечатке владивостокской "Далёкой окраины":

«В своей «знаменитой» думской речи депутат посвятил, как известно, довольно много «внимания» вице-губернатору Приморской области, камер-юнкеру В.И. Лодыженскому.
В.М. Пуришкевич говорил, что В.И. Лодыженский выслал из Приморской области некоевого Егорова только за то, что Егоров – «четный патриот и приверженец Союза Михаила Архангела» – раскрыл злоупотребления по приёму евреев в набор. «В благодарность за эту высылку» В.И. Лодыженскому 24 денкабря на ёлке у какого-то Скидельского, будто бы, был передан вексель в 5000 руб...
Жил во Владивостоке некий мещанин Егоров, мелкий ходатай по делам, не то частный поверенный, не то подпольный адвокат.
...Егоров объявил себя «сверхпатриотом», приверженцем Пуришкевича, и стал наводить панику чуть ли не на весь Владивосток.
Из мелкого мещанина он сразу стал персоной.
Во Владивостоке создалось своеобразное «сверхправительство» в лице Егорова и его могущественного покровителя в Санкт-Петербурге.
Когда Лодыженский вступил в обязанности губернатора, ему пришлось столкнуться с деятельностью Егорова.
...Когда Егоров устроил по какому-то поводу очередной дебош в театре и оскорбил местного пристава руганью, В.И. Лодыженский не вытерпел и посадил Егорова на две недели под арест.
Арест этот произвёл сенсацию во Владивостоке.
В.И. Лодыженский поднял руку на «самого» Егорова.
[В тюрьме Егоров прочёл «Исторический вестник», из которого узнал, что Лодыженский – столбовой дворянин. Выйдя на свободу, он извинился перед ним и] Больше года вел себя тише воды ниже травы. Но затем – натура взяла своё! – Егоров снова набедокурил.
[Потребовал арестовать как воровку смотрительницу богадельни. Попечительница богадельни супруга товарища (помощника) председателя окружного суда госпожа Крузберг обратилась к Лодыженскому, и смотрительница была освобождена. Егоров обвинил госпожу Крузберг в том, что она укрывает воровок.]
Тогда Лодыженский выслал его из города. Егоров явился к Пуришкевичу и всё выдумал.
Про вексель Скидельского Пуришкевич и Егоров выдумали всё от начала до конца. В.И. Лодыженский никаких векселей за высылку Егорова, конечно, не получал...
[Корреспондент «Русского слова» взял в Петербурге интервью у Лодыженского]:
«Я, к сожалению, не считаю для себя возможным выступать в печати ни с какими заявлениями, а также не могу вступать в полемику с членом Гос. Думы Пуришкевичем...
При исполнении своего долга я не считаюсь ни с хвалой, ни с порицаниями, ни с клеветой.
В моих действиях отдаю отчёт своей совести и своему начальству».
В газетах появилось сообщение, что в связи с вымыслом Пуришкевича В.И. Лодыженский был вызван в Петербург, и что ему предложено, будто бы, подать в отставку.
Из министерских кругов сообщают, что это не верно».

Публикация вызвала резкую реакцию правой прессы. Так, владивостокская черносотенная газета "Русский Восток" напомнила читателям о сложных взаимоотношениях "Далекой окраины" с Лодыженским:

«Владимир Ильич...
Кто его во Владивостоке не знает?
Уверенно сказать можно:
Паки прославился!
Истину эту не опровергают даже лица и учреждения, за счёт и риск которых он «прославился».
Было время, когда «Далёкая Окраина» говорила о нём в не менее деликатных выражениях, чем островские купчихи в своё время отзывались о «металле» и «жупеле»...
Тогда «взаимоотношения», существовавшие между «Далёкой Окраиной» и В.И., выражались очень простой и спокойной формулой:
300, или 3 месяца.
Но... меняются времена – меняются годы.
Переменила «фронт» и «Далёкая Окраина»:
За силою, или в силу каких-то обстоятельств, очутившись «в тылу» померкнувшего светила, посвятила ему обширный панегирик.
В защиту от «покушений...» какого-то Егорова...»

Красноярская газета "Сусанин", выходившая 2 раза в неделю под девизом: «Страха не страшусь! Смерти не боюсь, лягу за Царя, за Русь!»,  писала, что

«Корреспондент “Русского слова”, отбросив в сторону всякие понятия о чести и совести, а также “забыв” и об отношении представляемой им газеты к Приморскому вице-губернатору В.И. Лодыженскому, поместил большую в защиту г. Лодыженского статью, назвав ее “Клеветой на В.И. Лодыженского”».

Газета привела тексты высмеивавших Лодыженского статей "Полиция напоролась на юстицию" и "Талантливый администратор" (я приводил их в одном из ранних постов - см. выше), перепечатанных совсем недавно "Русским словом" из "Дня", и предположила, что внезапный "вираж" продажной газеты в пользу Лодыженского объясняется тем, что статья "Русского слова" написана по заказу самого Лодыженского.

Отредактированно Леонид (08.03.2015 09:32:48)

Продолжение, конечно, следует, но вот интересно, кстати (для тех, кто читал, конечно): сможете предположить дальнейшую судьбу Лодыженского?

Вопрос к читателям остаётся в силе: что с ним сталось?

aden13 написал:

#928564
Неужто попал в турецкий плен???

Нет )) Но я же не зря стал помещать тут историю вице-губернатора Лодыженского. Раздел форума-то называется:

Война, корабли и люди. РИФ до 1917 года
матросы и офицеры, солдаты и генералы Российского Императорского Флота и Армии до 1917 года.

Помните, как я начинал тему? "Буду рассказывать об одном забытом герое Российской империи"... Ну вот, собственно, и рассказ...

Отредактированно Леонид (04.03.2015 02:57:10)

Надо сказать, что Кавказская туземная конная дивизия (Дикая дивизия), в состав которой входил Чеченский конный полк, была в российской армии соединением не совсем обычным. Она была создана приказом Николая II 23 августа 1914 г. Эта дивизия состояла из кавказских горцев-добровольцев, которые по законам Российской империи не подлежали призыву на военную службу. Начальником дивизии был назначен младший брат императора Николая II вел. кн. Михаил Александрович, среди ее командного состава было много представителей русского дворянства. Возможно, это и послужило решающим для Лодыженского доводом в пользу возвращения 29 сентября 1914 г. на военную службу и вступления в ряды именно этой дивизии. Формирование Кавказской конной дивизии было завершено в сентябре, а уже в октябре эшелоны повезли ее полки на Юго-Западный фронт. В декабре дивизия приняла участие в тяжелых кровопролитных боях против австрийской армии на реке Сан, в январе 1915 г. в районе населенных пунктов Ломна и Лутовиска отражала наступление противника на Перемышль. Юрий Лодыженский вспоминает, что его старший брат командовал 2-м дивизионом полка и был заместителем его командира полковника Святополка-Мирского. Вот взятая из интернета фотография офицеров полка в ноябре 1914 года. В центре - великий князь, справа от него с бородой - полковник Святополк-Мирский. Где-то тут должен быть и наш Лодыженский:

Отредактированно Леонид (04.03.2015 03:10:06)

Окончание этой истории удивляет ещё больше, чем она вся...

Устроившись в дивизии, Лодыженский устроил перевод и своего младшего брата Юрия, служившего до этого младшим врачом в 11-м Финляндском стрелковом полку (22 АК) и успевшим принять участие в военных действиях в Восточной Пруссии. Вот как Юрий Лодыженский описывает встречу с братом в декабре 1914 года:

Помню, как сейчас, снежную поляну перед лесом и вытягивающуюся из-за деревьев, по узкой тропе, длинную цепь всадников, в бурках и башлыках. Впереди командир на рослом коне. Когда я к нему подошел, он натянул поводья и остановился. Отдав честь, я доложил, что, согласно полученному приказанию, поступаю в его распоряжение. «Здравствуйте, доктор, – услышал я в ответ иронический знакомый голос брата, – счастлив с вами встретиться». Брат нагнулся в седле, и мы поцеловались. Вот повезло! После такой долгой и почти безнадежной разлуки нам была дана возможность провести вместе Рождественские недели. Когда брат пришел в школу, походные кровати были уже расставлены денщиками... Как только мы улеглись с братом, начался задушевный разговор. Мы его продолжали каждый вечер в течение этих удивительных двух недель, которые Божьей милостью провели в занесенной снегом горной деревушке [Устшики-Горне]...

В воспоминаниях младшего брата нашего героя сохранилось описание двух эпизодов их совместной службы в Чеченском конном полку зимой 1914/1915 гг.:

Прошло несколько спокойных дней... Сенсацию вызвало присланное из штаба письмо. Одна из петербургских поклонниц брата прибыла в Карпаты с вагоном подарков и письмами для брата и его подчиненных. Она писала, что «непременно» ожидает брата на станции (за тридцать километров) с приемщиками для получения собранных ее трудами подарков. Письмо это ставило трудно разрешимую задачу. Было очевидно, что «благодетельница» затеяла и осуществила все это дорогое и трудное предприятие, главным образом, ради брата и в надежде его повидать, и лично от него выслушать благодарность. Но начальнику головного отряда, конечно, нельзя было отлучиться. За подарками был командирован вольноопределяющийся Селихов... Ему было дано два приказания: первое – прикрасить так правду, чтобы у госпожи Н. не могло оставаться сомнений в «отчаянье» брата из-за невозможности ее увидеть, и второе – доставить подарки во что бы то ни стало к Новому году. Со второй частью Селихов справился удачно. Что же касается первой, то об этом «предание умалчивает». Ко всеобщему восторгу, тридцать первого, уже когда стемнело и все впали в уныние, прибежали денщики доложить, что «подарки едут». Вскоре появился и сам радостный Селихов с большой поклажей. Она тут же была рассортирована, и все было приготовлено для раздачи в двенадцать часов ночи. Было получено много писем, что доставило большую радость. А как радовались всадники неожиданным подаркам и как трогательно они благодарили брата! – рассказать трудно. Денщики приготовили «роскошный ужин», и новый 1915 год вышел на славу...
Вторым событием за время нашей сторожевой службы в Устржиках Горне была наша совместная с братом разведка в тылу противника. Дело было так. В штаб стали поступать сведения о накапливании сил противника, и брат получил распоряжение проверить эти сведения. Он два раза высылал разведку с офицером, и два раза люди возвращались ни с чем, а во второй раз вызвали напрасную стрельбу и едва унесли ноги. Брата это извело... Мы решили отправиться на разведку вместе, взяв с собою только одного всадника.
Доехали верхом до последнего сторожевого поста, откуда вдали уже была видна Дольня. Сняв полушубки, налегке, с двумя револьверами и винтовкой у всадника, вошли в лес, вправо от дороги. Стали наискось взбираться на гору, откуда, по моим расчетам, мы должны были увидеть всю долину и дорогу на Кольницу, по которой могли проходить австрийские резервы. Погода была холодная, и чем выше мы поднимались, тем более сгущался туман. Он был нашим прикрытием и дал возможность пройти незамеченными цепь сторожевых постов. Мы добрались до намеченной цели, невероятно измучившись по глубокому снегу. Когда достигли желанного места, нас окутал такой туман, что ничего нельзя было разглядеть. Хоть плачь! Столько усилий и риска – и все даром! И в этот момент, словно чудом, подул ветер, и завеса стала разрываться на клочья, а потом со всех сторон раздуло, и мы увидели, во-первых, посты, мимо которых прошли, а главное, совершенно ясно всю долину с деревней и всеми подъездными путями. По ним двигались люди, лошади, повозки, а по дороге из Кольницы тянулась батарея. Трудно передать чувство радости, которую мы испытали от сознания, что нам так исключительно повезло. Картина осталась у меня в памяти и сейчас совершенно ясно. Солнце, прорвав облака, залило лучами всю долину, покрытую свежим снежным покровом. Деревья были в инее, и на этом белом фоне тем ярче вырисовывалось все то, что нам было нужно. Мы залегли за дерево, и брат стал, не теряя времени, набрасывать кроки. Вернулись благополучно... Брат ехал впереди в одном бешмете. Так я всегда его вспоминаю: стройного, радостного и бодрого, ловко сидящего в седле, в папахе, заломленной на затылок, то исчезающего за крутым поворотом, то вылетающего на гнедом карабахе на ярко освещенные просеки... Мне кажется, что в нем уже тогда родилось предчувствие близкой смерти, но предчувствие это его не угнетало, а, наоборот, как бы приподнимало над землей, отрывая от ее тленных тревог и страхов... За эту разведку брат был представлен к Георгиевскому кресту, но его уже не дождался...

Отредактированно Леонид (04.03.2015 07:36:20)

Последнее фото (январь 1915 года):

Очень неоднозначная личность. Правда, воспоминания брата вряд и можно назвать объективным источником. А в документах есть что-то о его службе в войсках во время войны?

А вот так описывались бои января 1915 г. в телеграммах Штаба Верховного главнокомандования (взято из газеты "Приамурские ведомости"):

От Штаба Верховного главнокомандующего. 17 января
...На фронте Карпат от перевала Дукла до перевала Вышков бои постепенно принимают характер общего сражения. Австрийцы, стянув к названному району Карпат свои войска как с соседних участков, так и с других своих фронтов, обнаруживают стремление вести наступление преимущественно долиной верхнего Сана и путями, ведущими через перевалы, на Самбор и Стрый.
В течение 15 и 16 января бои в Карпатах развивались для нас успешно; на многих участках нашего расположения особенно удачно было наше наступление в районе деревни нижней Полянки, что юго-западнее Дуклы, где атакой в штыки нами взято три ряда неприятельских окопов. Не менее успешно шло наше наступление на фронте к юго-западу от линии Яслиска – Балиград и юго-западнее Лудовиски, где на одном из участков наши войска подошли вплотную к проволочным заграждениям неприятельской укрепленной позиции. За эти два дня нами взято в плен свыше 35 офицеров и 2500 нижних чинов и захвачено 2 пулемёта и 1 орудие; кроме того, некоторыми другими нашими частями взяты пленные, число коих ещё точно не установлено.

Военные телеграммы Петроградского телеграфного агентства. От штаба верховного главнокомандующего. 18 января.
...на фронте Нижняя Полянка – Лутовиска, мы успешно продвигаемся вперёд, причём наши войска ежедневно захватывают пленных...